Жар в голове стал еще сильнее, под волосами нестерпимо давило, как будто кто-то, сидящий там, рвался наружу. Он предпринял попытку, еще одну попытку протиснуться в круг, но сплетенные тела танцующих выталкивали его. Он мог лишь видеть танцующую в центре круга девушку. Ее волосы, ее груди, ее смеющиеся губы.
Когда он снова попытался остановить танцующих, какой-то тощий рыжий парень, не старше Роя, отступил назад и сильно толкнул его в грудь.
— Чего тебе от нее надо? — пронзительно закричал он. — Не видишь, она с нами.
Что именно случилось дальше, Рой точно не помнит. Всякий раз, когда он рассказывает об этом, в его памяти всплывают дополнительные подробности. Получается что-то вроде коллажа, в который время от времени добавляются новые элементы.
Он ухватил парня за запястье, заломил его руку назад, согнул и переломил пополам. Кость, проткнув кожу, вышла наружу. Ночной клуб огласился пронзительными криками, перекрывшими визг и грохот музыки. Давящая боль в голове Роя стала сильнее; казалось, голова увеличилась в размерах. Рука, которую он все еще сжимал в своей, плечо под его ладонями… Рой опустился на одно колено, напрягся, отклонился назад и… нанес удар, звук которого походил на шлепок веслом по воде. И еще один парень с криком свалился на пол. Во время армейской службы Рой выделялся на занятиях по рукопашному бою.
Через две минуты круг танцующих рассеялся. На танцевальном помосте остались Хедер и Рой. И теперь он снова мог видеть то, что делалось в клубе. Пятеро парней, корчась и крича от боли, лежали на полу.
Хедер не знала, что именно на нее подействовало, но она влюбилась.
Через две недели они съехались и стали жить вместе, а спустя месяц после этого поженились. Пятиминутная церемония, выполненная нотариусом, работавшим в экспедиторском агентстве. Работы у Роя не было, а когда ему случалось находить какое-то место, он обычно быстро его терял. Хедер это не заботило. Она любила секс, и ей нравилось, что теперь у нее есть место, куда можно прийти как домой. Они жили в съемной комнате развалившегося фермерского дома, но это было их жилище. Здесь она могла кричать, если ей хотелось. Здесь она могла ходить в чем угодно. Рой любил ее независимо ни от чего. Ей все еще было девятнадцать.
В двадцать она забеременела. В течение двух месяцев ничего не говорила об этом Рою, а потом все пошло наперекосяк. Хедер несколько ночей не ночевала дома, и Рой все вечера, не вылезая из машины, колесил по улицам. Он искал девушек, похожих на Хедер. Избивал их дружков. Перед глазами опять мелькали яркие цветные вспышки. Обходил все ближайшие бары. Шел против движения, заглядывая в каждую машину. Рой ударил Хедер, когда она сказала ему о беременности. Ударил, когда она сказала ему о том, что скрывала свое положение. Прежде он никогда не поднимал руку на женщину, и никогда после. Он бил ее по плечам, по ногам, по лицу. Старался не ударить по животу, хотя перед глазами снова мелькали яркие всполохи, а голова, казалось, вот-вот разорвется на части. Неделями она ходила в синяках, неделями она плакала и стонала, а потом пропала.
Когда она ушла, то была на пятом месяце. Как раз тогда, когда проявились внешние признаки беременности — небольшой животик стал заметно выдаваться на ее гибком теле. Рой не пытался разыскать ее. Он знал, что это бессмысленно. Она ушла от него не из-за побоев. Она ушла от него не из-за ребенка. Она ушла потому, что она была Хедер, а он был Роем, а они никогда не должны были быть Хедер и Роем. Через месяц от нее пришли по почте бумаги, которые Рой подписал, не читая. И этой подписью он словно бы стер ее из своей памяти. Он прожил в их доме еще три недели, а когда съехал, то почувствовал, насколько свежим стал воздух. До этого шли дожди, а сейчас они закончились.
— А вы думаете о ней? — спрашивает Клейн, выслушав рассказ Роя.
— Скорее всего нет, — отвечает тот.
— Ни о том, что произошло, ни о том, что могло произойти?
— А какой в этом смысл? Мне надо было многое сделать в жизни, так что я не мог постоянно думать об этой давней истории.
Доктор скребет подбородок.
— А о ребенке?
— А был ли ребенок…
— А если ребенок все-таки есть, — прерывает его Клейн. — Вы об этом не думаете?
Рой некоторое время молчит.
— Думаю. Иногда. Просто так… не о Хедер, понимаете, это… Вы как бы оставили там часть себя. А вдруг где-то там бегает Рой-младший? А вдруг он похож на меня? Вот какие дела.
Клейн понимающе кивает.
— Ему должно быть сколько… пятнадцать?
— Четырнадцать, а может пятнадцать… да.
— Вот-вот станет настоящим мужчиной.
— Надеюсь.
Мягкое сиденье кресла становится неудобным. Роя передергивает, он поеживается.
— А в чем, собственно, дело?
— Вы ведь рассказывали, помните? И дело ни в чем, если вы так считаете.
— Да нет, — произносит Рой после недолгой паузы. — Если, конечно…
— Да?
— Я не знаю. Иногда мне кажется, что, наверное, хорошо было бы знать, что где-то есть ребенок. Не для того, чтобы видеть их, или зачем-то еще, или вмешиваться в их жизнь, — нет, просто чтобы я знал. Как вы думаете, есть в этом смысл?
— Конечно. Конечно. Видите ли, Рой, в том, что мужчина звонит своей бывшей жене, просто чтобы поприветствовать ее, в этом нет ничего плохого. Даже если у них… были такие проблемы, как у вас. Так было всегда.
Рой не может думать об этом. Он пытается представить, как он звонит Хедер, снимает трубку. И тут желчь подкатывает к горлу. Поднимается выше, жжет.
— Нет… я, пожалуй… это не для меня. Никому это не нужно. А уж ребенку от этого никакой пользы.