— Какое-нибудь кафе?
— Нет, не кафе. Это заведение располагалось несколькими ступеньками выше обычного кафе. Туда приходят после того, как уже прошвырнутся по барам, или после театра. Ты же знаешь, люди ходят на спектакли, заканчивающиеся поздно, а потом ищут место, где бы поесть; так вот, это было именно такое заведение. Там, кроме нас, были еще посетители. Но мы нашли свободные места, сели, заказали еду и, перешучиваясь и пересмеиваясь друг с другом, принялись рассматривать платья и костюмы людей, сидевших рядом с нами. И вдруг, немного погодя… я думаю, что официант, убиравший посуду со столов, разлил воду около ее ног. Около туфель твоей мамы. Я не знаю, были ли это ее любимые туфли, или просто туфли, или еще что, но она словно с цепи сорвалась. Она схватила со стола корзину для хлеба и вилок, переломила ее пополам и швырнула ее со всем, что в ней было, в задницу несчастному официанту. К моменту, когда нас вышвырнули оттуда, твоя мама умудрилась сломать три столовых прибора и обругать последними словами всех, кто находился в обеденном зале.
Рой чувствует, что непроизвольно улыбается, вспоминая это событие.
— Это похоже на маму.
— Согласен, — поводит плечами Рой.
— Как ты думаешь, она продолжала бы вести себя так же, если бы вы были вместе?
Он смотрит на Анджелу. Невинные глазки.
— Что ты хочешь сказать?
— Именно то и хочу сказать. Может, мама злится из-за того, что вынуждена растить меня одна.
— Постой-постой, — взволнованно говорит Рой. — Постой… ведь не я ушел от твоей матери. Я даже… я даже и не знал о том, что ты существуешь…
Анджела обхватывает руками голову Роя, прижимая ладони ко лбу. Успокаивает его.
— Я не это имела в виду. Я не виню тебя… я никого не виню. Возможно, маму. Я лишь думаю, что если бы вы до сих пор были вместе, то ей было бы легче. Меньше волнений и стрессов.
— Возможно. Хотя я сомневаюсь. Я не… не стоит беспокоиться об этом. Уже поздно, ты устала. Мне надо съездить кое-куда по делам. — Он встает, диван расправляется. — Если проголодаешься, в холодильнике есть вкусные мясные деликатесы.
— Не волнуйся, я в порядке, — говорит Анджела, — спасибо.
— Хлеб в морозилке, просто разогрей его в микроволновке. Горчица тоже в холодильнике. Там же и замороженный суп, но… он, похоже, уже старый, поэтому… Не надо есть этот суп, в кладовке есть консервированные супы.
— Да ладно, Рой, я сыта.
— Ну ладно. Если захочешь чего-нибудь выпить… ты пьешь?
— Мне ведь четырнадцать.
— Да, понимаю, — говорит Рой, немного смутившись, хотя не уверен, что правильно понял смысл ее ответа. — Если захочешь выпить, то загляни в винный ящик; он рядом со стереопроигрывателем в гостиной.
Анджела залезает в постель, укрывается одеялом до самого подбородка. Ну точь-в-точь как Хедер, думает Рой. Она как будто плывет по воздуху.
— Я скоро вернусь, — говорит Рой. — Не бойся, все будет в порядке.
— Я буду спать. А куда ты идешь?
— На встречу с клиентом.
— Еще с одним? В полночь?
Рой кивает головой, разглаживает складки на одеяле поверх тела Анджелы.
— Антикварные вещи не могут ждать.
Она усмехается, поворачивается на бок, обхватывает руками подушку.
— Спокойной ночи, Рой.
— Спокойной ночи, Анджела.
В кафе Фрэнки, не умолкая, говорит и говорит о сделках с произведениями искусства. У него уже есть планы, грандиозные планы, заверяет он Роя. Идеи, методы их воплощения в жизнь, новые способы охвата всей страны сетью продажи предметов искусства. Он уже обдумал, как создать местную, региональную и всемирную сеть продаж. Он мысленно представляет себе, как это становится основой их бизнеса, главным источником финансовых поступлений. И все это время Рой, не переставая, думает о том, как там Анджела в его доме. Его волнует, хорошо ли ей спится. Его волнует, что будет, если она проснется и увидит керамическую лошадь. Его волнует, а не снимет ли она с лошади голову. Его волнует, что будет, если она заглянет внутрь. Если она заглянет, он должен будет объяснить ей, чем он в действительности зарабатывает на жизнь. Если она заглянет, он должен будет сказать правду.
— Послушай, о чем я думаю, — говорит Фрэнки. — Мы берем деньги, полученные, ну, скажем, от продаж в Англии, и постепенно переводим их обратно, используя каналы, которые мы организовываем в Азии. Таким образом, мы работаем как бы с двумя финансовыми структурами, осуществляя две разные операции.
— Угу, — бормочет Рой. Сегодня индейка пересушена. И горчица не помогает.
— А еще курсовая разница. Если правильно выбрать момент, так можно наварить еще по штуке, а то и больше, за каждую картину, и это только за счет обмена денег в правильно выбранный момент. Я видел по Си-Эн-Эн, как проворачиваются такие операции.
— Ты прав, я не спорю.
Фрэнки откладывает недоеденный гамбургер в сторону. Пристально смотрит на безучастное лицо своего партнера.
— Послушай, может, мне сегодня пойти домой пораньше и потрахаться с хомячком? — спрашивает он, стараясь быть таким же спокойным и безучастным.
— Отличная мысль, — бормочет Рой в ответ. — По мне, так это очень даже неплохо.
Но вот Фрэнки привстает, вот уже наполовину приподнялся над стулом, вот в бешенстве хватает вилку и мечет ее в пол. Рой вздрагивает и возвращается в реальность.
— Я-то думал, что эти чертовы таблетки действуют, — рычит Фрэнки.
— Что? Они действуют.
— Не морочь мне голову. Ты что, не принимаешь их?
— Да все я принимаю… принимаю! И какого черта ты все время говоришь об этих таблетках? Сядь! — Рой огляделся вокруг; они обратили на себя внимание посетителей; одни смотрели на них, обсуждая возможную причину столь бурной вспышки, другие перешептывались. — Ты слышишь, сядь!